Читать Страницы
на Дневной стороне
Сейчас мы читаем Страницы
в Иных мирах
Читать Страницы
на Ночной стороне

 
Анджей Сапковский
 

 

Невероятно блистательное, глубокое и искрометное эссе Анджея Сапковского, посвященное истории развития фэнтези, анализу ее как жанра и оценке современного положения дел в литературных кругах в родной автору Польше.
Я привожу здесь статью далеко не полностью, в основном, про архетипы как истоки фэнтези, ну и чуть-чуть про фэнтези славянскую - и опять же про архетипы. Кроме того, поскольку в сети имеют хождение два несколько отличающихся перевода, здесь вы увидите нечто среднее - я их объединила, выбрав лучшее :-) Прочитать эссе целиком можно, например, тут.


 
Пируг, или Нет золота в Серых горах!
 

ОПРЕДЕЛЕНИЯ В КАРЕТЕ ИЗ ТЫКВЫ

Еще Лем писал, скажет вам любой правоверный фанат, что фэнтези — это сказка, лишенная оптимизма детерминированной судьбы, это повествование, в котором детерминизм судьбы подпорчен стохастикой случайностей.

Ха! Написано так мудрено, что прямо зубы заныли, а ведь это еще не конец. Изучая классика далее, мы узнаем, что фэнтези принципиально отличается от сказки, ибо фэнтези это игра с ненулевой суммой, и вместе с тем не очень-то отличается от сказки, поскольку она одинаково антиверистична (непроверяема) по отношению к событийному опыту. Зубы болят так, что на стенку лезу, но что поделать, "Фантастика и футурология" не была задумана для таких как я простачков, которым следует все выложить черным по белому, а вдобавок все иллюстрировать тривиальным примером, например, так:

Сказка и фэнтези тождественны, ибо неправдоподобны. И в сказке, и в фэнтези, допустим, Золушка едет на бал в тыкве, запряженной мышами, и ведь трудно представить нечто более неправдоподобное. Детерминизм событий, пресловутый "гомеостат" сказки, требует, чтобы у принца, устраивающего бал, при виде Золушки случился внезапный приступ влюбленности, граничащей с манией, а "нулевая сумма игры" требует, чтобы они поженились и жили долго и счастливо, предварительно покарав злую мачеху и не менее злых сестер. В фэнтези же может сработать "стохастика случайностей" - принц, допустим, ловко разыгрывает страсть, выманивает девушку в темную галерею и лишает невинности, а затем приказывает гайдукам выкинуть ее за ворота. Обуреваемая жаждой мести Золушка скрывается в Серых Горах, где золота, как известно, нет, и там организует партизанский отряд, дабы свергнуть насильника с трона. Вскоре, благодаря древнему предсказанию, станет известно, что все права на корону принадлежат как раз Золушке, а гадкий принц - всего лишь незаконнорожденный узурпатор, а вдобавок ко всему, еще и марионетка в руках злого колдуна. Вам понятно?

Но вернемся к тому самому "неправдоподобию", являющемуся характерной чертой или же - как считают другие, а чаще всего противники жанра - стигматом фэнтези. Снова обратимся к Золушке. Предположим, что наш рассказ начнется уже несколько подпорченным стохастикой вероятности - скажем, на балу. Что мы тут имеем? Мы имеем замок и галереи, принца и дворян в атласе и кружевах, лакеев в ливреях, канделябры — все веристично до тошноты. А если вдобавок еще прочитаем фрагмент диалога, в котором в котором собравшиеся гости комментируют итоги заседаний Константинопольского Собора, веризм будет абсолютным. Но вдруг, ни с того, ни с сего, появляется фея, карета из тыквы и тащащие ее полевые мыши. Ой, нехорошо. Антиверизм полнейший! Остается только надеяться, что действие, может быть, разворачивается на планете, где мыши таскают кареты ежедневно. Возможно, добрая фея окажется астронавткой из НАСА или же переодетым мистером Споком. Возможно, что действие происходит и на Земле, но после ужасного катаклизма, который отбросил человечество к феодализму и галереям, но обогатил мир мышами-мутантами. Вот такой поворот действия был бы научным, серьезным и - ха-ха! - правдоподобным. Но вот магия? Феи? Нет. Исключается. Инфантильная чушь! Выкинуть, цитирую Лема, в мусорную корзину!

Убейте меня, но я не вижу большой разницы между непроверяемостью волшебной тыквы и непроверяемостью удаленных галактик либо Большого Взрыва. А разговоры о том, что волшебных тыкв не было и не будет, а Большой Взрыв был или когда-то там еще будет — для меня дискуссия бесплодная и смешная, которую можно сравнить с позицией тех цековских деятелей от культуры, что когда-то требовали от Теофила Оцепки, чтобы тот прекратил рисовать гномов, а начал изображать достижения коммунизма, поскольку гномов нет и не бывает, а коммунизм есть. И скажем себе раз и навсегда, — с точки зрения непроверяемости, фэнтези не лучше и не хуже, чем так называемая научная фантастика. А для того, чтобы наш рассказ о Золушке стал совсем правдоподобным, ему необходимо в последних абзацах оказаться сном секретарши из проектного бюро, упившейся вермутом в предновогоднюю ночь.
 

МЕЖДУ ИСТОРИЕЙ И СКАЗКОЙ

Однако вернемся к фэнтези и ее якобы сказочным корням. Факты, увы, говорят о другом. Невероятно мало классических произведений этого жанра эксплуатируют сказочные мотивы, докапываются до символики, постмодернистски интерпретируя послание; произведений, которые обогащают сказочный сюжет разработанным фоном и занимаются «искривлением» упомянутого детерминизма фактов, пытаясь составить логичное математическое уравнение из процитированной выше "игры с ненулевой суммой". Ничего подобного нет, а если и есть, то очень мало. Причина проста. В распоряжении создавших этот жанр и доминирующих в нем англосаксов имелся гораздо лучший материал: кельтская мифология. Артуровская легенда, ирландские, бретонские или валлийские предания — все это в сотни раз лучше годится в качестве материала для фэнтези, нежели инфантильная и примитивно сконструированная сказка. Артуровский миф среди англосаксов живет вечно, он крепко врос в культуру своим архетипом. И вот почему архетипом, прообразом ВСЕХ произведений фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола.

Кто хочет, пусть прикроет глаза, протянет руку к книжной полке и возьмет с нее наугад любой роман фэнтези. И пусть проверит. Книга описывает два королевства (две страны, империи). Одно — Страна Добра, другое — наоборот. Имеется Добрый Король, лишенный трона и наследства и пытающийся их восстановить, против чего выступают Силы Зла и Хаоса. Доброго Короля поддерживает Хорошая Магия и Добрый Волшебник, равно как и собравшаяся вокруг справедливого повелителя Храбрая Дружина Молодцев. Для полной победы над Силами Тьмы все же необходим Чудесный Артефакт, волшебный предмет небывалой силы. Предмет этот во власти Добра и Порядка имеет свойства интеграции и мира, в руках же Сил Зла - становится деструктивным элементом. Следовательно, Магический Артефакт надо найти и овладеть им, пока тот не попал в лапы Заклятого Врага...

Откуда нам все это известно? А известно это нам от сэра Томаса Мэллори, из его "La Morte, Arthur". Правда, для нас это всего лишь легенда, чуждая, как сказки эскимосов. Зато в англосаксонской культуре артурианский миф закреплен чрезвычайно сильно, он полностью интегрирован в этой культуре. И, скажем прямо, не совсем-то он и сказочен. Он квазиисторичен. В Англии до сих пор всерьез рассуждают о том, находился ли Камелот на месте нынешнего Винчестера, а Тинтагель или там Гластонбери и сейчас становятся местом сборищ различных маньяков, пост-друидов и психомедиевистов.

Конечно же, было бы чрезмерным упрощением параллельное чтение "Повелителя Колец" и "Смерти Артура", было бы упрощением открытие, что Артур - это Арагорн, Андурил - это Экскалибур, что Кольцо - это Грааль, Фродо - это Галахэд, Мерлин - это Гэндальф, а Саурон - это комбинация Морган ле Фей и диких саксов, которых победили под Маунт Бадон /на полях Пелленора/. Но нельзя не заметить подобий в более глубоких слоях обоих произведений и того факта, что весь жанр фэнтези эксплуатирует артуровский миф в одном основополагающем каноне, в лейтмотиве борьбы Сил Добра и Прогресса, представленных Артуром, Мерлином, Экскалибуром и Круглым Столом, с Силами Тьмы и Хаоса, олицетворяемыми Морганой, Мордредом и стоящими за ними воинствами.

Артуровский архетип живьем переносит в фэнтези особенную, поэтическую меланхолию, свойственную этому жанру. Ведь легенда о Короле Артуре, прежде всего, легенда печальная и меланхоличная, она - как наверняка сказал бы Лем - легенда с "ненулевой суммой". Смерть, принесенная Артуру рукой Мордреда, сводит на нет возможность сотворения Царства Добра, Света и Мира. Грааль, вместо того, чтобы объединить рыцарей - распыляет их в разные стороны и делает антагонистами, делит их на достойных и недостойных прикосновения к Священной Чаше. А для наидостойнейшего, для Галахэда, встреча с Граалем означает прощание с этим миром. Ланселот сходит с ума, Мерлин дает себя обмануть Нимюэ и погружается в колдовской сон в темнице. Что-то заканчивается - кончается эпоха. Древний, Старший Народ Великой и Малой Британии - эльфы и другие расы - должен уплыть на Запад, в Авалон или Тир-Нан-Ог, потому что в нашем мире для них уже нет места. Что и говорить, не очень-то во всем этом ощущается «гомеостат сказки».

А борьба Добра со Злом? В легенде Зло не побеждает напрямую и очевидным образом — Мордред погибает, фея Моргана проигрывает «сражение». Но смерть Артура должна — мы ведь это знаем — привести к нарушению изумительных планов короля. Отсутствие наследника не может не вызвать хаоса, борьбы за власть, анархии, мрака. Но в то же время Мерлин вечен и когда нибудь да вернется — как Гэндальф. Вернется из Авалона и Артур. А вернется он тогда, когда с нашим миром действительно будет плохо. Тогда он очистит Землю от остатков Мордора, и воцарятся мир, согласие и вечное счастье.
 

ПРИЗВАННЫЙ - ПРЕСЛЕДУЕМЫЙ

Именно эту-то лиричную меланхолию, печаль по уходящему времени и кончающейся эпохе, смягченную оптимизмом и надеждой, прекрасно использовал Толкин во «Властелине Колец». У меня слезы наворачивались на глаза, когда Корабль забирал Фродо из Гавани, и когда Сэм извещал Рози, что он только что вернулся. Да-да. Великий Толкин проехался по артуровскому архетипу как казак по донской степи, ну что ж, он был Первым и Великим. Тот, кто позже кинулся по тому же следу, получал ярлык эпигона. Да и как же мог не получать? Ведь архетип-то был тот же самый!

В пользу мэтра Толкина надобно сказать, что указанный архетип он использовал так блестяще, вложил столько упорного труда в претворение архетипа в роман, воспринимаемый нашим современником, что создал собственный архетип, архетип Толкина. Давайте повторим эксперимент, снова возьмем любую книжку фэнтези с нашей полки и поглядим, о чем же она.

Итак, в более-менее сельской местности живет себе наш герой, и живет, заметим, неплохо. Внезапно появляется таинственный некто, чаще всего волшебник, и сообщает нашему протагонисту, что тому необходимо не откладывая и без проволочки отправиться в Великий Поход, ибо от него, протагониста, зависят судьбы мира. Потому как Зло собралось напасть на Добро, и единственное, что Злу можно противопоставить - это Волшебное Что-то-там. Волшебное Что-то-там спрятано Где-то-там, черт знает где, скорее всего, в Серых Горах, где золота, как всем известно, нет.

Призванный «герой» делает большие глаза, поскольку и в самых смелых своих снах не представлял, что от него будут зависеть судьбы мира. Он даже малость сомневается в словах волшебника, но тут на него обязательно и неожиданно нападают Черные Посланцы Зла, и ему приходится от них бежать. Бежит он в Хорошее Место, там обретает минуту покоя и там же узнает о Легенде и о Предначертании. Что делать, выхода нет. Протагонист вынужден совершить Великий Поход, используя для этого карту, которую автор предусмотрительно поместил в начале книги. Карта кишмя кишит щедро разбросанными Горами, Чащобами, Болотами и Пустынями с Ужасными Названиями. Это ничего, что Главная Штаб-квартира Врага, куда следует добраться, находится в северном или там восточном углу карты. Можно быть уверенным, что наш герой будет путешествовать зигзагом, поскольку должен посетить все Страшные Места. Ходить прямыми дорожками в фэнтези категорически противопоказано и даже запрещено.

Естественно, герой не может путешествовать в одиночку, поэтому ему быстренько подбирают Дружину — коллектив колоритных и вдохновенных субъектов. Само собой разумеется, все идет зигзагом, а приключения в Страшных Местах, от которых стынет в жилах кровь, перемежаются буколическими передышками в Дружественных Долинах. Зло будет повержено, по крайней мере, до того момента, пока автору не взбредет в голову писать продолжение — потому что в этом случае Зло «возродится» и все придется начинать заново.
 

ЛЕ ГУИН ПРОТИВ ТОЛКИНА

И все же, в современной фэнтези можно заметить некое направление, желание отказаться от артуровско-толкиновской схемы, желание среди "фантастических" реквизитов контрабандно протащить всеобщие и серьезные истины. И еще, это основное направление - если не сказать "мутация" фэнтези, которую можно заметить - имеет весьма интересный вид: оно практически все завоевано авторами-женщинами.

А революция началась как раз с Урсулы Ле Гуин, которая в своем вовсе не убогом творчестве произвела, в принципе, только одно произведение в стиле классической фэнтези - зато такое, благодаря которому встала на пьедестал рядом с Мастером Толкином. Я имею в виду Трилогию Земноморья, "Earthsea". С пугающей легкостью пани Урсула не ограничилась рамками толкиновских законов и отказалась от артуровского архетипа - в пользу символики и аллегории. Какой? Давайте присмотримся повнимательней.

Уже сам по себе Архипелаг Земноморья — это глубинная аллегория: разбросанные по морю острова словно одинокие, обособленные люди. Жители Земноморья тоже одиноки, поскольку они утратили Нечто - для полного счастья и покоя им недостает потерянной Руны Королей из сломанного Кольца Эррет Акбе. В первом томе перед нами классическая проблема Добра и Зла. Есть у нас и путешествие героя. Но путешествие Геда отличается от обычных походов в Серые Горы — это аллегория, это вечное прощание и расставание, вечное одиночество.

Гед борется за достижение совершенства с самим собой, и с самим собой же проводит он последний, финальный бой; бой символический - наш герой побеждает, объединяясь с элементом Зла, как бы соглашаясь и принимая двойственность человеческой натуры. Он достигает совершенства, осознавая факт, что абсолютное совершенство недостижимо. Мы даже сомневаемся в уже достигнутом Гедом совершенстве — и правильно делаем. «Гробницы Атуана» ведут нас еще дальше в закоулки психики.

Атуанский Лабиринт живьем взят из архетипа, архетипа критского Лабиринта Миноса. Так же как и в критском Лабиринте, в Атуанском тоже имеется Минотавр - только это не классическое чудовище в стиле "меча и магии", которое рычит, плюется, пинается и обрывает всем уши, при этом зловеще хохоча. Для этого пани Урсула слишком интеллигентна. Минотавр Атуанского Лабиринта - это Зло, чистое и концентрированное; Зло, разрушающее психику - тем более психику несовершенную, неполную, неготовую к подобной встрече.

И вот в подобный Лабиринт самонадеянно вступает Гед - герой, Тесей. И, так же как и Тесей, Гед зависит от Ариадны. Его Ариадной становится Тенар. Ибо Тенар - это то, чего не хватает в герое, без чего он неполон, беспомощен, затерян в символической путанице коридоров, без чего он гибнет от жажды. Гед жаждет аллегорически - имеется в виду вовсе не Н2О, но анима, женский элемент, без которого психика несовершенна и недокончена, беспомощна по отношению к Злу. Гед, знаменитый Повелитель Дракона, могущественный маг, внезапно превращается в испуганное дитя - в сокровищнице Лабиринта, в пропитанном дыханием Зла мраке его спасает прикосновение руки Тенар. Гед идет за своей анимой - ибо должен. Дело в том, что только что он нашел утраченную руну Эррет Акбе. Символ. Грааль. Женщину!

Вновь действует архетип - как и Тесей, Гед бросает Ариадну. Теперь Тенар вырастает в могущественный символ - это очень современная и очень феминистическая аллегория. Аллегория женственности. Тщательно оберегаемая, культовая девственность и первый мужчина, выворачивающий наизнанку сложившийся мир. Тенар выводит Геда из Лабиринта - ради себя, точно так, как сделала это Ариадна с Тесеем. А сам Гед - как и Тесей - не умеет оценить этого. У Геда нет времени для женщин, поначалу он должен достичь The Farthest Shore, "Самого дальнего берега". Он не нуждается в женской аниме. Вот он и отказывается от нее, хотя и любит тешиться мыслью, что кто-то его ожидает, думает о нем и тоскует на острове Гонт. Как это по-мужски!

После восемнадцатилетнего перерыва пани Урсула пишет "Техану", продолжение трилогии, продолжение своей аллегории женственности, на сей раз торжествующей. Пани Урсула всегда была воинствующей феминисткой. Она никогда не простила своим издателям, которые в начале карьеры требовали, чтобы она подписывалась таинственными буквамим «У.К.Ле Гуин». Она также никогда не простила Андре Нортон и Джулиан Мэй прятанья за мужскими псевдонимами. В "Техану" - как и следовало ожидать - сломленный и униженный Гед приползает к своей аниме на коленях, а она в этот раз уже знает, как его задержать, какую дать ему роль, чтобы стать для него всем - наиважнейшей целью и смыслом жизни, чтобы этот бывший Верховный Маг и Повелитель Дракона остался с нею до конца дней своих. А самовлюбленных волшебников из Рока ожидает невеселое будущее - работа в фирме, где женщина - директор. Ой-ой-ой-ой!
 

ПИРУГ, или ПОЛЯК ТОЖЕ КОЙ-ЧЕГО МОГЁТ

Безумие фэнтези не могло, ясное дело, обойти и Польши. Но даже и среди бывалых, всезнающих и ярых фэнов про фэнтези практически ничего не было известно. И ничего удивительного, ибо кроме вышеупомянутых Толкина, Ле Гуин, Лейбера и Уайта на польский язык не было переведено НИ ОДНОГО значительного произведения данного литературного направления. Для тех, кто пожелал бы обвинить меня в субъективизме или вообще в незнании, сообщаю следующее - из разработанного "Локусом" списка 33 бестселлеров фэнтези всех времен и народов в Польше переведено и напечатано восемь наименований. Из опубликованного в книге Дэвида Прингла сопоставления ста лучших произведений данного жанра - девять наименований, причем четыре из них совпадают с предыдущим списком.

Однако царящее у нас всеобщее незнание канонов жанра не удержало отечественных авторов от попыток написать фэнтези Made in Poland. И все было — о, диво! — в меру славно до тех пор, покуда мусолили говардовско-толкиновскую схему, пока у Яцека Пекары империи выбивали друг другу зубы в борьбе за верховенство, а у Феликса Креса мрачные герои боролись с судьбой и предназначением. Все развивалось как-то и ничего, пока авторы хотя бы в общих чертах знали, что делают и чего хотят. Пользуясь музыкальной терминологией - у них имелись ноты, был фрагмент партитуры и небольшой слух, а поскольку ремесла и виртуозности набраться было некогда, играли moderato cantabile, и это даже можно было слушать. Правда, последователям их этого было уже мало. Младшим привиделось, что каждый из них - Паганини. И вот тогда наша концертная эстрада загремела ужасными фэнтези alla polacca fortissimo e molto maestoso e furioso andante doloroso con variazioni.

Кому-то, по-видимому, вспомнилось, что мы не из леса вышли, и на других не похожи. Исходя из вроде бы истинного предположения, что опора на архетипы - это шаг назад и вторичность, авторы младшего поколения взяли перья в руки - и пошло. Внезапно в нашей фэнтези сделалось как-то славянско, красно и квасно, молодцевато и холодцевато, холстинно и посконно. Свойски. Запахло городищем, деревней и срубом в лапу, повеяло, как говорят приятели-москали: летом, цветом и - звыняйте - гавном. Ба-бах! А че это там грохнуло? Уж не Болько ли в Одру столбы вбивает? Или, может, Чцибор лупит Годона и Зигфрида под Цедынью? А может, комар со священного дуба сверзился?
Нет, это всего лишь наша, родёмая, славянская фэнтези.

Ни с того ни с сего исчезли вампиры, появились вонпеже и стрыгаи, вместо эльфов у нас божета и всяческие там небожета, вместо великанов и троллей - столины. Вместо чародеев и магов обрели ведунов, волхвов и жерцов. Не хватает лишь хлевцов.

И что нам Конан, Гед Спарроухок, что нам "Братство Кольца". У нас имеются свои вои, которых зовут тоже по-свойски: Збируг, Пируг, Коцей, Поцей, Заграй, Забуй, Обуй и Позаметай. И двинулись все эти Пируги от городища к городищу, ясный перец, зигзагом, через леса, боры и пущи, через брамы и храмы, лапти, гусли и сусло; через поля буйные и степи, заросшие бурьяном и обманом, переходя священные рощи и ручьи.

И вправду: Ой у гаю, при ручаю, ехал Пируг на бугае. Только не русский. И не кельтский. Да наш я, свойский, славянский Пируг, опора и надежа фантастики. И только вопрос времени, чтобы народилась новая культовая сага, эпическая фэнтези, Великая Пирогиада. «Слово о том, как сбирается Вещий Пируг отмстить неразумным стрыгаям»! Ой Ладо-Ладо, Купало!!! Поворотись-ка в гробу, Толкин! Кусай бессильно губы от зависти, Эддингс! Завой от зависти, Желязны! Плачь, Ле Гуин!

Тех, кто не может дождаться Великой Пирогиады, успокою, изложив вкратце ее суть. В Серых Горах, куда пойдет походом Пируг с бравой дружиной, золота нет и, скорее всего, никогда и не было. Но паршивый Стрыгай и поддерживающие его ренегаты, отвратительные заграи Волец и Столец, погибнут от сулицы в Пируговой деснице, причем у храброго Пируга и волос с головы не спадет. Похищенные Священное Жито и Вещая Сметана будут найдены и возвращены в храм Свантевита, ибо там их место. Конец.

У нас уже имеются многочисленные Пируги, являющиеся производными Конана и классической sword and sorcery, есть нечто вроде пирогизированного Лавкрафта, имеются пробы пироговатого посттолкинизма, есть даже Черные Пируги, притворяющиеся dark fantasy. Не могли не появиться и производные от "Туманов Авалона", т.е. Пируги фантастико-исторические. И вот уже вместо Артура, Ланселота и Гавейна имеются у нас Пируги, Кушмдоры и Свенссоны из Йомсборга. Вместо пиктов и саксов у нас свеи, даны и поморцы. Вместо Мерлина и Морган Ле Фей имеем волхвов и вышеупомянутых жерцов. Война и пожары, кили норманнских драккаров скрежещут о песок славянских берегов, столины воют, Йомсборг атакует, берсеркеры зубы скалят, немцы на град валят, наши их бьют, кровь рекою, Сварожич сварожится, а антилопа гну. Жерцы, как и положено жерцам, жрут и наводят соответствующие чары. На всех. И что?
И Пируг, Пируг, трижды Пируг.
 

РУКИ, НОГИ И МОЗГИ ПО СТЕНКЕ!

Однако вернемся к разговорам о методе, оставив мелкие колкости в стороне. Вывод же таков: в польской фантастике мы имеем «постмодернизм» и Пиругов, настоящей фэнтези у нас нет, если не считать нескольких подтверждающих правило исключений. А фэнтези мы не имеем, во-пеpвых, потому что не имеем аpхетипа.

Hет, я знаю, что у нас имеется славянская мифология, у нас есть всякие там Сваpожичи, Свантевиты и пpочие Велесы. Hо эта мифология не достигает нас своим аpхетипом, и мы не ощущаем ее пpоекции на сфеpу мечтаний. Об этом позаботились весьма эффективно. Славянская мифология отождествляется с язычеством, а мы, как предполье хpистианства, пpиняли Домбpовку из Чехии (легендаpная кpестительница Польши, чешская княгиня) и кpест из Рима с pадостью и наслаждением, долго не pаздумывая - и в этом наш аpхетип. У нас не было эльфов и Меpлина, до 966 года у нас ничего не было, а только лишь хаос, тьма и пустота, мрак, который осветил нам только римский крест. Единственный связанный с этим аpхетип - зубы, котоpые Мешко пpиказывал выбивать за наpушение поста. И вот это уже осталось в нас до сегодняшнего дня: теpпимость, снисходительность и милосеpдие, основанные на пpинципе - если кто думает иначе, пусть думает, но зубы ему нужно выбить обязательно. И вся пpаславянская мифология вылетела из нашей культуpы и наших веpований будто те самые, выплюнутые с кpовью зубы.

Магия и меч, основанные на польском аpхетипе? Какая такая магия? Польский аpхетип волшебника? Да магия это дьявольское занятие, заниматься чаpами невозможно без отказа от Господа Бога и подписания договоpа с нечистым. Пан Тваpдовский (геpой наpодных легенд, пpодавший, якобы, свою душу дьяволу) - это не Меpлин. А pазные там велесы, домовики, вонпеже, божета и стpыгаи - это все божества и фигуpы хтонического хаpактеpа, пеpсонификация Hечистого, Сатаны, Люцифеpа. Hаша Стpана Hигде-Hигде? Вечно пpодолжающийся там бой, боpьба Добpа и Зла, Поpядка с Хаосом? Но ведь в польской аpхетипной стpане мечты никогда не было Добpа и Зла, там было исключительно одно лишь Зло. Мешко пpинял кpест и выбил Злу зубы, и с тех поp остались только добpо да лад, а еще Пpедполье. Так что не стpашен нам Чеpт Боpута, святой водичкой его, сукина сына!

Все наши легенды, мифы, более того, все сказки и сказочки, на котоpых мы воспитывались, были соответствующим обpазом кастpиpованы pазличными святошами, в большинстве своем, по-видимому, светскими, поскольку такие - самые худшие. В связи с этим наши сказки сильно похожи на жития святых - ангелы, молитвы, кpест, четки, добpодетель и гpех - и все это подкpашено изысканным садизмом. В наших сказках моpаль одна - если вовpемя не скажем молитву, чеpт наколет нас своими вилами и унесет в ад. Hа вечные муки. А Господь Бог в польских сказках пpисутствует везде! Hу, pазве что нет его в камоpке Ковальского, и то, потому что у Ковальского камоpки попpосту не имеется. Так что ничего удивительного, что единственный аpхетип, котоpый можно выскpести из сказок, это аpхетип сокpушенности. Hо для фэнтези он не подходит.

Фэнтези - это эскапизм. Это бегство в Стpану Мечты. Аpхетип соответствует нам еще и потому, что говоpит, от чего мы бежим. Путешествуя вместе с Фpодо, Гедом, Аpагоpном или Белгаpионом, мы сбегаем в миp, где побеждает Добpо, торжествует Дpужба, живут Честь и Справедливость, побеждает Любовь. Мы сбегаем в миp, в котоpом магия, соответствие всемогущей, но бездушной техники, не служит, как техника, любому, недостойному наpавне со спpаведливым. Мы сбегаем в миp, в котоpом жестокость, нетеpпимость, болезненная жажда власти и стpемление пpевpатить зеленую Стpану Hигде-Hигде в Моpдоp, в Бесплодные Земли, по котоpым шастают оpды оpков, всегда останавливаются, побеждаются и каpаются.

А мы? От чего убегать нам (не говоря о нестерпимом желании бежать вообще как можно дальше от того, что мы видим вокруг себя)? Бездушная технизация еще не коснулась нас так сильно, как амеpиканцев. Когда у Онджея Hеффа спpосили, почему он не пишет в таком модном сейчас стиле как кибеpпанк, писатель ответил, что не находит в себе желания пугать своих земляков-чехов ужасающими пеpспективами тотальной компьютеpизации и технизации, когда одновpеменно в совpеменной ему Пpаге, цитиpую, "человек не может найти ни одной pаботающей телефонной будки".
 

РЕБЯЧЕСТВО

В Польше фэнтези стала доменом молодых авторов - и по возрасту, и по стажу. И вот это уже, черт подери, видно невооруженным глазом. Наша фэнтези - это нескоординированные и слабо лепящиеся одна к другой картинки, от которых пышет увлеченностью физическим насилием и сексом, причем оба эти увлечения понимаются и описываются совершенно инфантильно. Но, поскольку нацелены они в инфантильного читателя, то находят одобрение и популярность. И автор, и читатель проживают в данной экологической нише в сытом симбиозе.

Если кто не верит, пусть оглянется по сторонам. Авторы, свершения которых в области классической - или неклассической - SF интересны, новы и изо всех мер достойны внимания, творят запирающих дух в груди "Пиругов", как только дело касается фэнтези. Симптоматично? Ясное дело, симптоматично. Ибо упомянутые авторы знают канон SF, они воспитались на нем, увлекались чтением, докапывались до вложенного в книгу послания и скрытого смысла. Они знают SF как ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД. Им известны все тонкости и оттенки жанра, они знают, что жанр этот несет в себе чуточку большее, чем радостное описание прибытия из глубин Космоса Жукоглазых Монстров, мечтающих захватить Землю, жаждущих нашей крови и наших женщин.

И, к огромному сожалению - повторяю - в случае фэнтези совершеннейшее незнание канона. И метода. Нет метода. Остался лишь Пируг.

И потому-то у нас нет фэнтези, способной конкурировать с Толкином, Ле Гуин, Джеком Вэнсом, Патрицией МакКиллип, Дональдсоном или Эддингсом. У нас же имеется такая, скажем, splatter-gore-fuck and puck fantasy. Фэнтези для тех, для которых бегство именно в такую, а не другую мечту позволяет почувствовать себя лучше.

Что ж, каждый имеет такое бегство, которого он заслуживает.

                                                                                                             Берлин, ноябрь 1992 г.
 

 

Используются технологии uCoz